Тиания отстранилась от меня и встала во весь рост на голой ветке, поднявшись высоко над Садами Нимаррах. Ее руки скользнули к антигравитационному поясу. — Здесь не должно быть боли… Древо…

Слезы вновь заполнили ее глаза, она шагнула еще дальше от меня, устремилась ввысь сквозь листву и исчезла.

— Тиания! — воскликнул я в гневе — в гневе, потому что знал, что она права, — вскочил и выпрямился и был готов броситься следом за своей возлюбленной. Древо тут же обвило меня дрожащими усиками и крепко удержало. Все фибры моей души прочли послание Древа, в котором была только любовь, и великая тоска заполнила меня.

— Я люблю тебя, — сказало мне Древо, — и я люблю Тианию. Она любит тебя. А ты?..

— Я тоже люблю ее, — ответил я, — и всегда буду любить, но она права. Через какое-то время мне придется покинуть Элизию!

А потом я сел на высокой ветке, и Древо стало гладить меня мягким, пушистым краем огромного листа. Оно пело песни для самой глубинной моей сущности, и песни эти были так же печальны, как моя растревоженная душа, и утешить ее не могли все радости Элизии…

Через некоторое время мы отправились к Кхтаниду, Старшему Богу, который был хранителем и наставником Тиании. Его дворец из хрусталя и перламутра стоит в самой середине ледника в тех краях, где солнце стоит далеко и низко над горизонтом — так, словно собирается вот-вот закатиться и исчезнуть. Мы тронулись в путь, одевшись потеплее — в меха и сапоги. В холодные края нас везло антигравитационное судно из серебра. Хрустальный колпак защищал нас от кусачего мороза.

К обители Кхтанида мы подлетели со стороны океана, по глади которого безмятежно скользили величественные айсберги. Было еще далеко до цели нашего путешествия, когда Тиания указала вперед, на громадный вечный ледник, в самом сердце которого находился дворец Кхтанида. Это было уединенное место, как и все прочие обители Старших Богов. Здесь Кхтанид мог размышлять о чем угодно и заниматься, чем бы он ни пожелал, посреди вечного покоя.

— Я спрошу его, — сказала мне Тиания, когда мы пролетали над расселиной, ведущей ко входу во дворец, объятый льдом, — можно ли мне отправиться вместе с тобой на твою Землю. Быть может, возможно будет…

— Даже если он согласится, — прервал я ее, — я не возьму тебя. На просторах пространства и времени существуют такие ужасы и опасности, которых тебе лучше не знать никогда. Ты и так уже слишком сильно рисковала ради меня.

Когда вышли из летательного аппарата на вершине грандиозной ледяной лестницы, Тиания сердито топнула ножкой, обутой в теплый сапог, — и я так понял, что она это сделала не потому, что у нее замерзли ноги.

— Так значит, вот как быстро я тебе надоела, Титус Кроу?

— Малышка, — ласково произнес я, начиная сердиться, — где бы мы ни находились — пусть даже во дворце Кхтанида, и пусть он — твой хранитель, если ты еще хоть раз намекнешь мне, что я когда-нибудь смогу соскучиться в твоих объятиях — или ты в моих, если уж на то пошло, я тебе хорошенько всыплю. Пойми, дорогая моя, я…

Но она расплакалась, а уж если что было способно разбить мне сердце, так это вид расстроенной Тиании. Я плотнее запахнул на ней шубу, взял на руки и понес вниз по крутым ледяным ступеням. Над нами устремлялись ввысь стены ледяного ущелья и сходились между собой, образуя великолепную арку, увешанную сосульками. Эта арка была похожа на раскрытую зубастую пасть гигантского ледяного зверя, но как только арка осталась позади, она превратилась в треугольник, озаренный дивным светом.

Наконец, одолев множество пролетов ступеней, высеченных во льду, мы спустились к подножию этой грандиозной лестницы. Перед нами простерлась отполированная до блеска каменная площадка — дно горного ущелья. В недра ледника уводил туннель с гранитным полом, сглаженным веками оледенений. Из туннеля теплый ветерок доносил приятные странные и экзотические ароматы, подобных которым я никогда не ощущал прежде. Ветерок овевал лицо моей задремавшей подруги. Она пошевелилась у меня на руках и поцеловала меня. Это подсказало мне, что она пришла в себя, и я решился опустить ее и поставить на ноги. Я бережно обнял Тианию за талию, и мы пошли вперед.

Чем дальше мы уходили в глубь туннеля, тем теплее становилось. Вскоре мы сбросили шубы и остались в привычной для теплого климата Элизии одежде. Я бы с радостью преодолел оставшееся расстояние с помощью антигравитационного пояса, но Тиания остановила меня. Она сказала, что смертные должны выказывать почтение и смирение в присутствии богов.

Мы прошли еще примерно милю, и вдруг тускло-голубой свет вспыхнул ярче — так, словно где-то рядом, за ледяными стенами был скрыт мощный источник освещения. А потом ледяные стены сменились гранитными, и наконец мы поравнялись с завесой из хрустальных бусин и жемчужин на золотых нитях. Число золотых нитей было так велико, что занавес получился довольно плотным, а по ширине он занимал весь поперечник туннеля. Но при этом каждая нить была так тонка, что весь занавес откликался на каждое дуновение теплого ветерка, прилетавшего изнутри туннеля.

— Тронный зал Кхтанида, — сказала мне Тиания, — чья мудрость не знает себе равных среди всех Старших Богов!

С этими словами она раздвинула нити занавеса и, придержав их, поманила меня за собой. Я шагнул в просвет между нитями, увешанными драгоценными бусинами… и увидел зрелище, являвшееся мне в сновидениях!

Потому что это, конечно же, была Хрустально-Жемчужная Палата, Дворец Его Величия, святая святых, где могущественное существо восседало на троне в занавешенном алькове и источало Великие Мысли! Именно там я стоял рядом с взволнованной и испуганной девой-богиней, не ведавшей о моем присутствии, но предвидевшей мое падение в Черную Дыру при полете в часах времен. Но то было во сне — либо, в лучшем случае, это было видение, порожденное некой телепатической эмпатией между Тианией и мной, а это было наяву, здесь и сейчас! У меня голова пошла кругом от фантастических парадоксов.

Сделав всего один шаг вперед от занавеса из жемчужных и хрустальных бусин, я стоял рядом с Тианией и, раскрыв рот от изумления и восторга, глядел по сторонам. Я узнал этот гигантский зал со странными углами и пропорциями, и высокий сводчатый потолок, и пол, вымощенный массивными шестиугольными титановыми плитами, и резные колонны, поддерживающие высокие балконы, теряющиеся в дымке розового кварца. Повсюду я видел хорошо запомнившиеся блики многоцветных кристаллов — белые, розовые и кроваво-красные. А особенно четко мне запомнилась громадная алая шелковая подушка посередине зала и гигантский млечный хрустальный шар. Все было так, как я это запомнил…

Но нет, не совсем. По меньшей мере, два момента оказались для меня новыми. Во-первых, я заметил, что в стенах, поднимавшихся ввысь от мощеного пола, через равные промежутки имеются отверстия прорезанных в них туннелей. Они были похожи на тот туннель, по которому мы с Тианией пришли в тронный зал. Я решил, что нет смысла гадать, куда ведут эти туннели. Еще кое-что, что стало для меня новым, я заметил тогда, когда Тиания повела меня к центру зала, где лежала огромная шелковая подушка. От подушки к гигантскому занавешенному алькову, внутри которого находился сам Его Величие Кхтанид, вела странная дорожка из хрустальной пыли.

Эта сверкающая дорожка имела ширину не менее пятидесяти футов, и мне стало не по себе от одного только взгляда на нее.

— Кхтанид смотрел внутрь шара, — сказала мне Тиания, взор которой тоже обратился к сверкающей дорожке.

И тут я понял, что не ошибся и что эта бриллиантовая дорожка между шелковой подушкой и занавешенным альковом была чем-то наподобие следа, какой оставляет ползущая улитка. Но этот след оставил Его Величие, и мне стало здорово не по себе…

4. Кхтанид

(Из магнитофонных записей де Мариньи)

Только я успел окончательно осознать, что я вправду стою перед существом столь странным и могущественным, что никого подобного ему в мире людей и вообразить нельзя, как занавес гигантского алькова колыхнулся в ответ на движение изнутри. После этого у нас в сознании зазвучал мощный телепатический голос Кхтанида. Он обратился к Тиании, но при этом я его тоже слышал.