Я плыл где-то, где действовали странные силы и где пространство и время только начали образовываться. И я увидел огромный корпус напольных часов, похожий на гроб, несущийся ко мне из еще более диких и странных областей. А еще меня звал голос Кроу. Но на этот раз в его голосе, звавшем меня, я услышал не радостное волнение, а мольбу о помощи. Но я толком не мог понять, чем могу помочь, — ведь часы унеслись куда-то по неведомым природе путям туда, где исчезало самое время. Но хотя часы — или пространственно-временной корабль, да мало ли еще чем могла быть эту штуковина — исчезли, эхо зова Кроу, этот отчаянный призыв на помощь, этот измученный сигнал SOS страдающей души все еще звучал у меня в сознании. По крайней мере, мне так казалось, а позднее я узнал о том, что эта интерпретация нашей телепатической связи с другом не так уж далека от истины.

Вновь и вновь, то и дело, это видение часов, двигающихся через пространство-время, являлось мне. Вновь и вновь я оказывался на пути часов только для того, чтобы меня отшвырнуло в сторону, а потом я отчаянно барахтался неведомо где, пытаясь плыть следом за часами, тщетно стараясь спасти моего друга от ужасов, грозивших ему. Но кто может плыть, пытаясь противостоять приливной волне времени?

Очень долго я просто лежал, ощущая прохладное прикосновение простыни к моим горячим оголенным рукам и частое биение сердца. Очень скоро мои мысли снова вернулись к тревоге за друга, потерянного для людей уже десять долгих лет. Признаюсь, я впал в отчаяние.

3. О Писли и Фонде Уилмарта

^{(Из записных книжек де Мариньи)}

Два дня спустя ранним солнечным утром меня навестил Писли — как и обещал. Только я успел проснуться, побриться и приступить к завтраку (кстати говоря, еда становилась с каждым днем все более плотной, и кормили меня чаще), который принесла старшая сестра Эмили, когда открылась дверь, в палату вошел Писли и возвестил:

— Де Мариньи, вы неплохо выглядите! — Он подошел и сел рядом с моей кроватью. — Боже, дружище, вы собираетесь съесть это все? Но с другой стороны, это куда питательнее, чем та кашица, которой вас потчевали последние недели. Как себя чувствуете?

— Хорошо, — прошамкал я, пережевывая яичницу с беконом. — А еще лучше буду чувствовать себя завтра, когда мои ноги вытащат из этого бетона. Послушайте, вы говорите, а я буду есть, а потом и я поговорю. Правда, многого вы от меня не услышите, боюсь, потому что рассказывать почти нечего. А вы как? Что расскажете о Фонде Уилмарта?

— О Фонде? — Писли широко улыбнулся, и его лицо подернулось глубокими морщинами. — В Фонде все хорошо, Анри. На самом деле — лучше не бывает. Мы пока еще не всех их истребили, приспешников БЦК — нет, ни в коем случае, но их количество каждый год уменьшается, а это важно. О, проблемы, конечно, есть, и многие из них существуют в СССР, но даже Советы начинают постепенно склоняться к нашему образу мысли.

— И организация по-прежнему держит свою деятельность в тайне?

— Безусловно. Теперь о деятельности Фонда знает больше людей в высоких властных структурах — это стало необходимо для расширения и продолжения работы, но обычные люди даже не подозревают о наших делах. Так и должно быть. Если позволить людям узнать о происходящем — это будет истинная катастрофа. До сих пор есть… твари… которые могут быть призваны. Меньше всего нам нужна вспышка интереса к таким вопросам. В наши дни мы уже не так сильно опасаемся массовой паники. В мире столько разных чудес и диковинок. Горстка призраков и ужасов из тех времен, когда кембрийский период был еще сущим младенцем, уже не доведут мир до безумия, но если люди насторожатся насчет этого безумного мира, если они снова примутся читать великие древние книги и, не дай Бог, начнут баловаться с оккультными практиками… О нет. Этого мы не имеем права допустить, де Мариньи. Поэтому Фонд продолжает оставаться секретной организацией, и его работа протекает, как прежде.

Я понимающе склонил голову и кивком указал на вазу с цветами на тумбочке и камешек в форме пятиконечной звезды.

— Невзирая на все ваши уверенные слова, — сказал я, — как вижу, вы не намерены рисковать моей жизнью!

— Именно так! — воскликнул Писли. — Потому что уже однажды потеряли вас. И вам выпала честь, де Мариньи, получить этот, совершенно особенный камень. Это один из оригинальных, подлинных звездных камней, выкопанных вместе с горсткой других во время одной из последних операций Фонда, когда был убит хтониец — один из самых крупных и свирепых на сегодняшний день. Это произошло во время якобы археологической экспедиции в местность «обреченного» Сарнатха, где некогда находилась Страна Мнар — теперешняя Саудовская Аравия. Камешек был изготовлен самими Старшими Богами, кем бы и чем бы они ни были.

Я наклонился, взял камень и принялся пристально его разглядывать. На его поверхности я рассмотрел тонкие линии — завитки и зигзаги и странные символы, словно бы пытавшиеся утаить от моего глаза все свои элементы.

— Здесь… знаки!

— Узнаете их? — торопливо спросил профессор с нескрываемым интересом.

— Да, пожалуй, узнаю, — ответил я. — Они очень похожи на иероглифы на циферблате часов Кроу — его машине пространства-времени. Думаете, тут может быть какая-то связь?

— Вне всяких сомнений, связь может быть, — весело ответил Писли. — С тех пор как я впервые увидел часы дома у Кроу, я тысячу раз подталкивал себя, заставлял думать о них. Я сразу понял, что часы невероятно важны, но кто мог догадаться, насколько? Нужно было вести записи, делать фотографии. Так ведь Кроу мне даже сам говорил, что считает эти часы…

— Игрушкой Старших Богов? — закончил я фразу за профессора.

— Да, именно так. Конечно, не все еще потеряно: у нас есть книги из Мискатоникского университета, из которых Кроу извлек немало подсказок о том, как… управлять этой треклятой штуковиной! Но как же я теперь жалею о том, что не сфотографировал часы. Для целостной картины важен каждый фрагмент информации — как любой кусочек картона при сборке головоломки, а перед нами — одна из самых главных загадок мироздания.

— А что-нибудь еще про Фонд? — нетерпеливо спросил я, когда Писли договорил. — Как далеко вам удалось продвинуться за десять лет? Какие успехи? Какие неудачи? Что нового узнали? Обнаружили ли Р’льех в Тихом океане? А Шудде-М’ель? Что теперь с Главным из роющих землю? Боже мой, пожалуйста, я просто умираю, как хочется все разузнать! Десять лет — я потерял десять лет!

— Вот это да! — Профессор поднял руки вверх. — Притормозите! Я вам все расскажу, конечно, но лучше будет, если я начну с того, чего мы не сделали. К примеру, Р’льех мы не нашли, а это, в свою очередь, наводит нас на мысль о том, что рассказ Йохансена ошибочен — не в том, что касается фантастического города неземных размеров, углов и пропорций, существующего на дне Тихого океана, а в том, что некий остров, поднявшийся со дна океана в тысяча девятьсот двадцать пятом году, был Р’льехом и что его адским обитателем был Ктулху, собственной персоной. В том, что это был один из отпрысков Ктулху, похоже, сомнений нет, но чтобы сам Великий Ктулху? В этом мы сомневаемся. Вы могли бы сами изучить этот вопрос, Анри. Фонд давно занят этим вопросом. Вкратце, рассказ Йохансена таков:

Двадцать третьего марта тысяча девятьсот двадцать пятого года в точке с координатами сорок семь градусов и девять минут южной широты и сто двадцать шесть градусов и сорок три минуты западной долготы судно «Тревога» под командованием Йохансена в этих водах пережило целый ряд несчастий, сильно сбилось с курса и пристало к маленькому острову, который прежде не был отмечен ни на одной карте. В данный момент глубина моря в этой области составляет две тысячи морских саженей. Речь идет о регионе, находящемся на самом краю Тихоокеанско-Антарктического хребта, где дно резко обрывается вниз до трех тысяч морских саженей и даже глубже. Эта область не отличается бурной вулканической деятельностью, и в любом случае, катаклизм, в результате которого на поверхность поднялся бы хотя бы маленький клочок суши, вне всяких сомнений, был бы зарегистрирован. Поэтому мы могли бы решительно сбросить со счетов повествование Йохансена, но Фонд в лице Чарльза Форта предпочитает делать собственные выводы!