Часть первая
1. А что же с Титусом Кроу?
(Из записных книжек де Мариньи)
Когда я очнулся и обнаружил, что лежу на больничной койке, первая мысль у меня была, что это страшный сон — кошмар, вызванный лекарствами, которыми меня напичкали, чтобы я смог выздороветь после…
Чтобы я смог выздороветь после чего?
Сомневаться не приходилось: то ли я стал жертвой тяжелейшей аварии, то ли на меня было совершено свирепое нападение. Похоже, мои руки и ноги были переломаны в нескольких местах, буквально раздроблены. Я был забинтован от ступней до шеи и едва мог шевелить головой. Было больно. Так больно, что я не мог бы сказать, где именно у меня болит. Болело все тело. Мне сильно повезло, что я остался в живых! Но что и когда со мной произошло? Я не в состоянии был вспомнить хоть что-то. Или что-то все-таки было?
Да, кое-что было. Я вспомнил, как меня затягивало под воду, как ко мне тянулись и хватали меня странные и страшные руки…
А потом, когда я ухитрился повернуть голову настолько, насколько позволял гипс и многочисленные повязки, я увидел на тумбочке около кровати вазу с цветами — так близко, что я смог прочесть текст на вложенной в букет карточке:
Писли! Профессор Уингейт Писли, глава Фонда Уилмарта! В моем измученном болью сознании завертелись обрывки воспоминаний о событиях прошлого, как только я прочел это имя. По крайней мере, теперь я осознал, что это не страшные сны — те картины, которые метались в моем подсознании перед тем, как я очнулся. Это были не сны, а воспоминания о том, что я пережил, будучи членом Фонда Уилмарта. Глядя сквозь щелочки в слоях бинта, я скосил глаза на вазу с цветами. На этот раз я увидел, что к основанию вазы прислонен забавный камешек в форме пятиконечной звезды, похожий на окаменевшую морскую звезду из силурийских коралловых донных отложений. Этот камешек сразу успокоил мое мятущееся сознание и часто бьющееся сердце.
И вдруг я вспомнил. Я вспомнил все! А с воспоминаниями вернулось имя и слетело с моих губ.
— Кроу! — воскликнул я. — Титус Кроу! Где ты?
Имя друга и мой вопрос словно бы эхом разлетелись по белой палате и повисли в воздухе. В особенности — вопрос.
И верно: где же…
Наверное, в следующее мгновение я заснул, потому что, когда открыл глаза, была ночь или, скорее, поздний вечер. На полу палаты лежали длинные тени, а за окнами плыли первые ленты серого тумана. К далекому от стерильности больничному воздуху примешивались деревенские запахи, проникавшие в палату через вентилятор, вмонтированный в стену напротив кровати. Я догадался, что нахожусь не в Лондоне, но где бы я ни находился, где-то неподалеку был Писли, а значит, я был в безопасности от… них!
От них — от подземных копателей и всех прочих чудовищ из Цикла мифов о Ктулху. При мысли о них я содрогнулся и предпринял сознательную попытку вышвырнуть их из своего сознания. Прежде всего мне сейчас стоило думать о себе.
По крайней мере, чувствовал я себя намного лучше. То есть боль значительно уменьшилась, и с моей головы и шеи сняли бинты, что давало мне значительную свободу. Теперь я мог лучше поворачивать голову и осматривать палату. Над кроватью, на стене я увидел кнопку с надписью «ЗВОНОК», только оттуда, где я лежал, слово читалось задом наперед. Как я мог позвонить — это было выше моего понимания. Руки у меня были закованы в гипс. Но это не имело значения, потому что в данный момент я ни с кем видеться не желал.
Но хотя бы на этот раз у меня не было сонливости и я мог соображать ясно и четко. А поразмыслить мне надо было о многом. Я несколько раз обвел палату взглядом, и этого мне вполне хватило, чтобы удостовериться в том, что я действительно нахожусь в больнице. Не исключено — что в частной клинике, если судить по безупречному вкусу декора и столь же безупречной чистоте постели и повязок. Затем я приступил к более серьезному делу. Нужно было привести в порядок мысли, воспоминания о том, что происходило раньше, что привело меня сюда.
В воспоминаниях все равно остались фрагменты, похожие на ночные кошмары. Все это выглядело невероятно, а поверить в это мог только безумец. Но я точно знал: я в это верю, и я определенно не безумец…
Нет, я был жив, здоров психически, вне опасности — но что же с Титусом Кроу?
В последний раз я видел его в Блоун-Хаусе, его вместительном бунгало на Пустоши святого Леонарда, и было это четвертого октября тысяча девятьсот шестьдесят девятого года, когда на нас обрушилась вся мощь духов воздушных стихий, подручных Итхаквы. Мы оказались в западне, выхода не было, нам угрожала неминуемая погибель, дом Кроу у нас на глазах рассыпался в прах! В итоге у нас не осталось иного выбора, кроме как вручить свою судьбу старинным (сколько же им было лет?) часам — этому древнему чудовищу, похожему на гроб. Когда-то эти часы принадлежали моему отцу, и поэтому Кроу окрестил их «часами де Мариньи». Но… «часы»? Самое неверное название, какое только можно было бы придумать. Это вовсе не был прибор для измерения времени, а устройство родом из тех незапамятных эпох, когда царствовала внепространственная магия. Фактически это была игрушка не кого-нибудь, а самих Старших Богов! Вот что я могу рассказать об истории часов.
Во-первых, если проследить происхождение часов так далеко, как только возможно и насколько это доступно моим хилым познаниям, они принадлежали некоему Йоджи Гиамальди, другу Харли Уоррена, злополучного мистика из штата Каролина. Гиамальди, так же как и Уоррен, примерно в тысяча девятьсот шестнадцатом-восемнадцатом годах входил в бостонскую группу медиумов-феноменалистов. Он клялся и божился, что из живущих людей только он один побывал в Янь-Хо — на рассыпающихся руинах покрытого пылью веков Ленга и что ему удалось унести из этого затерянного и страшного некрополя кое-какие предметы. По неведомой причине Йоджи подарил часы моему отцу, хотя не припомню, чтобы видел эту вещь в детстве — до тех пор, пока меня не отправили в Америку. Могу лишь предполагать, что отец хранил эти часы в своем новоорлеанском жилище — месте, которое меня всегда зачаровывало, но от которого моя бедная нервная мать всегда старалась держать меня подальше. После смерти моего отца часы были проданы вместе со множеством других забавных вещей французу-коллекционеру. Титусу Кроу не удалось узнать, каким образом столь много лет спустя часы появились на аукционе антикварной мебели в Англии. Как Титус ни старался, он не сумел установить личность предыдущего владельца часов, француза. Казалось, он просто каким-то непостижимым образом исчез с лица Земли!
Вспоминалось мне и еще одно любопытное событие, связанное с мистиком из Восточной Индии, неким Свами Чандрапутрой. Кажется, его звали именно так. И он тоже исчез при странных обстоятельствах, каким-то образом связанных с часами. Но в то время я был подростком и, большей частью, жил вдали от отца. Кроу эту историю знал более полно, потому что изучал подобные вещи. Но невзирая на все свои изыскания, мой друг не смог узнать, кто совершил такое страшное злодеяние — или хотя бы зачем. Одно было очевидно: стрелки часов двигались по циферблату манером, абсолютно не сочетавшимся ни с одной из земных хронологических систем. В лучшем случае, их беспорядочное тиканье могло довести человека даже с самыми железными нервами до психоза.
Но в случае с Кроу именно отсутствие явного предназначения наряду с тайной происхождения часов сделало эту вещь невероятно ценной для моего друга. Год за годом время от времени он предпринимал отчаянные попытки раскрыть загадку этого предмета. И вот наконец, когда Кроу гостил у профессора Писли в Мискатоникском университете, в одном из толстенных фолиантов по оккультной науке он наткнулся на любопытную последовательность странных письмен, которые, к его огромному восторгу, имели потрясающее сходство со знаками на циферблате старинных часов. Мало того, в книге содержался перевод этих символов на латынь!